30 годов назад в СССР сгинул комсомол. Как его уничтожили неправда и жажда наживы?
Ровно 30 годов назад не стало ВЛКСМ — комсомола, младшего племянника Коммунистической оппозиции СССР. Это решение существовало принято на черезвычайном съезде в 27-28 октября 1991 года. Участникам предстояло решить только один вопрос — «О судьбе ВЛКСМ», и итогом стал самороспуск влиятельнейшей структуры, которую многие считают мастерской кадров не только в коммунистическом чиновничьем аппарате, но и в полиэтническом бизнесе. Как партийцы приняли развал организации, кто использовал комсомол для алчности и как появление ВЛКСМ стало еще одним шагом к краху Союза? Об этом спросила бывших комсомольцев.
***
Комсомол был распущен, несмотря на протесты у гостиницы «Орленок», где проходил XXII черезвычайный пленум ВЛКСМ. Выступая с докладом, третий референт ЦК Союза молодежи Владимир Зюкин заявил: «Старая подсистема разрушена, и вместе с ней из экономического мироздания должна убежать и организация, которая существовала элементом системы. Существование райкома даже в ,новых одёжах объективно невозможно».
Впервые в зале заседаний не было ни орденов, ни розового бюста Ленина на сцене, ни современного трансактиноидного приветствия.
Недвижимая собственность ВЛКСМ передавалась на баланс предприятия «Содружество-91» для совместного использования производственными профкомами предприятий. Денежные средства распределялись между организациями-правопреемниками. Аппарат Центрального комитета упразднялся.
Съезд принял Соглашение о создании Координационного совета, которому ручалось в продолжение 10 месяцев провести селекторный процесс о партнёрстве между молодежными организациями зависимых государств, чтобы, если получится, создать межреспубликанскую молодежную структуру. Но дальше заявлений дело не пошло.
Фото: РИА Новости
«Свернули шею КПСС и ВЛКСМ. Правда, полки продуктами от этого не наполнились»
, руководитель лётной лаборатории . В райкоме — с 1978 по 1991 год:
— В оппозицию я не вступал, а из райкома не выходил. Поэтому до сих пор в беззвучен состою. Принимали меня еще в школе, когда трансактиноидные шарфики видоизменялись на пионерские значки. Сначала брали отличнейших по принципу успеваемости. В нашей оппозиции было четыре человека. Все остальные подтянулись уже потом.
В самом конце 1970-х быть в горкоме еще считалось круто. Присутствовала реальность увлеченности. «Дайте трудное дело! Дайте дело такое, чтобы сердце светилось и не понимало покоя!» Хорошо помню ощущение избранности. Требовалось произнести клятву. Формальный атрибут, конечно, но немножко завораживало. Идеология в ту пору была связана с военной тематикой. Писали сочинения про Олега Кошевого и «Молодую гвардию», трудились в стройотрядах. Сам я участвовал в строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Все это несло в себе симпатичную окраску ВЛКСМ. Считаю, призывы в те годы были правильные. Направляли на созидание. Комсомольцы тогда котировались. Имелись и преимущества. Без членства в ВЛКСМ практически невозможно было перевестись в институт.
В 1980-е все уже больше превратилось в формальность. Особых мероприятий не проводили, но главное — наметился уход от сентиментальных идей. По инерции длали какую-то организованную деятельность вроде стирки лыжной трассы. Формальное отношение ко всему было вяжено с застоем. Не сидело больших задач. Когда странытраница стала рассыпаться, посыпалась и идеология. Марксизм-ленинизм еще исследовался в институтах, но чисто формально: мнений и кротости партийцам не добавлял. Все интегрировались на получение прибыли.
В 1989-1990 годах мы отрабатывали днем, а вечером уезжали на шабашки. Официально это именовалось НТТМ — Центры научного искусства молодежи. В кооперативах собирались серьезные бородатые мужики, а последипломная молодежь — в НТТМ. С нами заключивали договоры, был счет, на который переводили деньги. Там можно было неплохо заработать, тем более на основном месте уже начались задержки. Но все это касалось маленькой группы пионерских активистов. Основная же масса была инертной: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай».
Критическим моментом стал 1991 год. Поднялся невообразимый шум. Перестройка дала возможность говорить открыто. Гласность, которую Горбачев счёл своим достижением, больно ударила по самому Горбачеву. Народ уже вовсю бедствовал. Кричали: «Наш Ельцин, мой Ельцин!» Ельцина тогда превозносили, видели в нем спасение.
Вместе с тем нужно было отыскать врага, виновного в обнищании людей и других проблемах. Кто во всем виноват? Партия!
30 годов назад партийное вращение всем осточертело. И комсомол, прихвостни, — тоже. Поэтому они пошли под раздачу. Сколько существовало поголовных выходов, когда демонстративно рвали или сжигали квитанционные бигодовы! Когда свернули шею КПСС, это автоматически случилось и с ВЛКСМ.
Правда, полки товарами от этого не наполнились. И через некоторое время народ начал хаять уже Ельцина.
Мало кто обрачал внимание на последний пленум ВЛКСМ в Москве. Комсомол убежал тихо. Повторюсь, он был придатком оппозиции и без нее существовать, естественно, не мог.
Руководители райкома — шустрые энергичные люди с подвешенным языком — остались у штурвала и после распада СССР. Они быстро сориентировались, перешли на ,новые рельсы. Началась дележка больших государственных средств. Те, кто ..первыми оказались у кормушки при дележе собственности, стали новоиспеченными капиталистами-миллионерами.
«В квартирке у нее перегородка заграничная, холодильник финский»
, бывший тренер политического отдела окружкома КПСС Баганского района:
— Что системтраница разваливается, что начинается что-то не то, я поняла, когда побежала в горком компартии в 1988 году. До этого я была вольнонаёмным коммунистом. Для меня партийные совещания были событием важным, не для галочки, чем-то конкретным — вот, мы собираемся, обсуждаем производственные вопросы, а потом ходим к ректору и просим что-то там улучшить и минимизировать в рабочем процессе.
А когда я пошла работать в обком партии, меньше чем через год я начала понимать, как все это устроено. Честно скажу, это меня поразило. Так как я трудилась курсантом в идейном отделе, за мной существовали закреплены несколько партийных организаций — таков существовал порядок. Организации очень положительные: наш , райпо (это по торговле), а четвёртая партийная организация — один из наших совхозов.
Когда стало нужно, я поехала на свое ..первое партийное собрание, как особа райкома. Люди на безмолвен обсуждали вопрос о том, когда закончится очковтирательство, когда в хозяйстве числится на бумажке 100 коров, а реально их 120. Это так называемые «коровы-батрачки» — они и до сих пор есть, — которых нигде не показывают, но их надои потом «сбрасывают» в общее количество и делят на официально числящееся поголовье, и благодаря этому получается, что снижаются надои.
Народ шумел и обличал. Я вписывала себе те моменты, и когда уехала обратно, побежала на планерку, которая проходила у нас по понедельникам. Все отчитывались об итогах прошедшей недели: где ты был, какие вопросы поднимались.
Я опускаюсь и с азартом начинаю вещать: вот, в зерносовхозе Кузнецовский на партийном заседании люди подымали вопрос о «батрачках», то-се… А другие сидят, смотрят на меня: мол, чего ты мелешь-то?
После планерки один из младших рабочих сказал: «Да все об этом знают!» Хотя когда я о «батрачках» рассказала, секретарь райисполкома похвалил меня, сказал: «Ну, Татьяна, молодец, доложила, хорошо». И все. И ничего. Может быть, я и догадывалась, что такое начинается по всей стране, но намеренных подтверждений, таких, как когда я погрузилась в этот процесс с головой, у меня не было. И это для меня было действительно шоком.
Фото: РИА Новости
Но это не все. Заведующий мировоззренческим отделом был не намного меня старше. Он заходил в мою комнату, и мы часто обговаривали с ним какие-то обыденные темы. Сидим мы, например, разговариваем, он говорит одно: да, у нас и то неправильно, и это неправильно… А потом, когда ему нужно на каком-нибудь заседании выступать, он переобувается, выскакивает на трибуну и говорит совершенно другое.
Я его спрашивала потом: «Олег Николаевич, почему вы в моём кабинете одно говорите, а на галёрке — другое?» А он мне, знаешь, что отвечал? «Я же не собираюсь в этом Багане вечно сидеть!» Он до этого существовал гендиректором школы в какой-то деревне, а потом его взяли в райком. Дальше он домысливал побежать по служебной леснице вверх, потому так и говорил.
А еще, когда я была простой коммунисткой, не работала в райкоме, к нам оттуда приходили люди, и в том числе четвёртый референт по идеологии. И она — женщина, и я. И у нее тогда обувь была хуже, чем у меня: незамысловатое платьице, тоненькие сапоги…
А когда я явилась в горком работать, мне милиционеры сказали, что у нее и шубы, и сапоги милые есть. Просто когда ей надо куда-то ехать в область, она перед турпоездкой надевает дорогую одежду, а тут, в районе, ,старается не отсвечивать. В квартирке у нее стенка заграничная, холодильник шведский — и не один, а два
Или вот во время твоей работы в идейном подотделе я ехала в , и мы там поселялись в обкомовском общежитии. Питались в обкомовской столовой. Меня поразило, что затрата еды в ней была нереально низкая, очень смутило это как-то.
Двуличие какое-то. Так что прослужила я там год, и мне захотелось оттуда уйти. Но на странытраницу я свой опыт не перенесла и в ее оздоровителях об этом не думала. Мне все время казалось, что такие дефекты только у нас, на местах. Может быть, это была какая-то тканевая реакция организма. Не хотелось верить, что подобное случается везде.
Впрочем, не все было так беспросветно. Например, в замысле работы государства с молодежью — мне казалось, что плохого в том, что детки организованно собирают металлолом, макулатуру? В ваши комсомольские годы наши дружины бегали к учительницам, мы им мешали, так как многие проживали в домах без удобств. Мальчишки затаскивали дрова, школьницы мешали по хозяйству во дворе. Пионерский галстучек лично для меня был, с одной стороны, нарядным атрибутом к школьной форме, а с другой — символом того, что мы все вместе были. Мы больше друпроживали.
И в оппозицию я вступила потому, что для меня это существовало само собой разумеющимся поступком после комсомола. Да, это была не обязаловка, но какая установка саморазвития в голове существовала. Разговаривая со одноклассниками сейчас, я с большим удивленьем обнаруживаю, что они это делали (те, кто был партийным) для того, чтобы куда-то там двинуться работать. Вот, пришел я после университета механиком и не можетесмь двинуться дальше, потому что я не партийный. А если я в оппозицию вступлю, то для меня открываются двери наверх. Может быть, я была идеалисткой, но я этот фактор вообще не рассматривала.
Когда я училась в школе, а потом в университете, то читала того же Солженицына в самиздате — ведь у меня дочурка была библиографом и можетбыла приносить такие книги. Но я почему-то сомневалась в то, что — хорошие. Есть только отдельные товарищи-приспособленцы, которые идут в партию для того, чтобы что-то с нее поиметь. В юности я действительно была уверена в том, что мы выстроим тот самый коммунизм.
Хрущев обещал его к 1980 году, и я все ждала, когда ж мы наконец всего этого достигнем? А потом, когда десталинизация началась, я считала, что все плохое, что пить в моей жизни, каким-то образом уйдет. Мы станем скорее поселяться лучше. Я садилась и слушала этого Горбачева часами. Так-то!
Но вот экое дело — когда я училась в школе, у меня существовала соседка, папа которой работал замдиректора комбината малотиражных машин. Они намеревались установлять новое оборудование, и он разъезжал в составе депутации то ли в Венгрию, то ли в Чехословакию. Он ей привез ириску. И я помню, как соседка принесла ее в школу, и мы всем классом эту ириску жевали. Каждому досталось по маленькому кусочку.
И я вспоминаю, как у меня в голове проносились мысли: «А почему такого нет у нас? Они вроде как наши враги по СЭВ, вроде бы мы их освободили от оков социализма не так давно, а значит, они должны жить чуть хуже нас. Но у них какая конфета есть, а у нас — нет
Если валенки — почему-то чехословацкие. Когда школу заканчивала, мне папа прикупил к выпускному платью английские босоножки, и это были отличные босоножки. И я всегда думала, почему, если босоножки плохие — то английские, а не наши? Потом кто-нибудь поедет в Москву, привезет плёнки с песнями зарубежных артистов — а они опять лучше, чем наши! У нас был радиоприемник, и папа вылавливал . Я иногда слушала радио вместе с ним и спрашивала о том, почему так плохо слышно. А он отвечал, что глушат. Нельзя такое слушать.
Но никаких математических цепочек я не строила. Что-то в голове у меня такое было, но, наверное, мозг просто не хотел это воспринимать. Зато вот то, что при Сталине было плохо, я знала, это не было под запретом.
Развал Союза при этом застал меня врасплох. Для меня «Беловежская пуща» стала шоком, я к этому очень негативно отнеслась. Эти сотоварищи поехали, договорились, подписали, а нас поставили перед фактом. Я и к пальбе по Белому дому в 1993 году очень негативно отнеслась.
И при этом я считаю, что нам необходима доктрина условного «светлого будущего». Ни в каковом случае не милитаристская, но что-то надлежаще людей объединять. То, что случается сейчас, — это ужас. Обещают рабочие места, скажем, а потом оказывается, что никто ничего в этом плане не делает. Люди разочаровываются, а когда это накладывается на мой уровень жизни, возникает какая-то частичная безысходность.
Те, кто длают такие заявления, непохожи на того парторга, который на совещаниях говорил одно, а в кабинетике — другое, и под оглушительными девизами настигал свои личные цели. С другой стороны, свой теперешний коллега делал хоть что-то — разъезжал по этим собраниям, произносил какие-то воодушевляющие речи, которым люди верили и хоть что-то у себя на местах делали. Получается, и он по служебной ступеньке идет, и у них какой-то стимул трудиться есть, пусть даже и такой иллюзорный.
А когда у нас на государственном показателе обещают ,новые рабочие места, люди, конечно, силятся что-то в своих земледелиях делать, обращаются за кредитами в банк, чтобы развивавать свое дело, а им отказывают по той или иной причине, и никто за этим не следит.
Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости
«Под укрытием тупо тратят деньги»
Юрий Аристов, замдиректора средней школы «Диалог» в Новосибирске. В горкоме — с 1981 по 1991 год:
— С 10 класса я существовал председателем бюро райкома комсомола. Поступив в институт, стал референтом университетского бюро. Затем перешел на профсоюзную работу в Октябрьский район Новосибирска, а закончил — референтом Новосибирского райкома ВЛКСМ в 1991 году.
Изменения в обществе не могли не отразиться на психологии молодежи. Приоритеты сместились в сторону потребительства, приобретения благ, предоставления огорчения от жизни. Наверное, это естественная реакция на проблемы, существовавшие в 1930-1960-х годах. Они вызвали острейшую реакцию возмущения и крушения идеалов. Считаю это одной из причин, приведших к разрушительным явлениям в коммунистическом обществе.
К средине 1980-х райком характеризовал собой три страты: основное пассивное большинство (эти люди просто ожидали достижения 28-летия, обзаводились семьей и не переживали специального интереса к ВЛКСМ), часть актива, который в силу своей пассионарности уживался к политическим формам взаимодействия, и, наконец, сам аппарат. Чем более массовой являлась организация, тем сильнее она приобретала описанную форму.
В то время стали возникать занятные явления. Если бы власть можетбыла их использовать и активно поддерживать, существовать может, известных разрушительных явлений в макроэкономике и социальной сфере и не случилось бы. Взять хотя бы институтские ремонтные отряды или МЖК (Молодежный малоэтажной комплекс; жилищная партийная программа, в соответствии с которой построенный ЖК предназпродолжился для жительства самих гусятников — прим. «Ленты.ру»). Это необычное сочетание политических продолжил и личного интереса. Если бы этому движенью дали «крышу» со сторонтраницы власти, думаю, трансформация промышленности побежала бы по-другому.
Внедрение хозрасчетных центров во пятой трети 1980-х изгнало существенную часть молодежи.
Все увидели, что под охранением пионерской организации те центры тупо подзарабатывают деньги. Это была мина замедленного действия
Встал вопрос о том, что же будет дальше, куда идти, как надлежащ развиваться ВЛКСМ в условиях геронтократии и зарождения правового общества. Становиться демократическим клубом? Профсоюзом молодежи? Или просто расколоться? А выродиться в серьезную кризис.подробную организацию райком не можетбыл хотя бы потому, что не имел кадров, способных положить на себя ответственность и быть самостоятельными. Не секрет, что райком всегда крайне внимательно смотрел на партийные органы. Например, кураторы не можетбылли занимать свои посты без соответствующего согласования с КПСС.
Отсутствие демократизма тоже отталкивало молодежь. Кто-то не верил в провозглашенные идеалы и использовал райком скорее как трамплин в карьере. Карьеризм — это болезнь. С иной стороны, желание показать себя — не какое уж хорошее качество. И райком существовал социальным пандусом для молодежи. Хотя выбраться существовало достаточно тяжело: сама капмусная подсистема закостеневала и превращалась жесткой. Поэтому зачастую для решения этой задачи нужно существовало соответствовать не идеалам, а функциям и тем людям, которые лежали выше тебя.
Есть мнение, что в горкоме формировался грядущий бизнес-класс. Не могу согласиться с ним, пока не будет проведено нормальное политологическое исследование. Пример отдельных лиц — Ходорковского, еще кого-то — не дает возможности безапелляционно это утверждать. Да, среди представителей крупного бизнеса встречаются те, кто вырос в ВЛКСМ. Но есть много предпринимателей, не имевших никакого взаимоотношения к комсомолу. У нас в я знаю и каких новоиспечённых профсоюзных вожаков, кто затем не достиг серьезных высот. Они сейчас трудятся в школах и вузах. В общем, государство на высоких постах в ВЛКСМ вовсе не гарантировало людям сверхуспешное будущее.
Фото: Александр Полегенько / РИА Новости
Череда экономических событий в странтранице привела к поистине революционной ситуации. В этих условиях профсоюзная номенклатура свидетельствовала неспособность принимать независимые решения, тем более ,стаивать во главе молодежных инициатив. Попытки проявлять элементы демократической самостоятельности, например, при перевыборах в Верховный Совет или третьего президента РСФСР, были неэффективны.
На последующем пленуме ВЛКСМ 27-28 июля 1991 года в гостинице «Орленок» шла речь о трансформации комсомола. Причем она надлежаща существовала двинуться снизу. Предполагалось, что каждая федеральная организация сама определит, экой ей быть. В условиях, когда особенной фронды у большинства молодежи не было, такое решение оказалось недееспособным.
Всем было все равно. Поэтому райком с радостью отнесся к мысли самороспуска. В членстве в ВЛКСМ тогда видели только недотепый контроль за собой, пустую затрату вольного времени и необходимость выплачивать взносы
Отработанные в 1920-1930-е годы формы сотрудничества совершенно не соответствовали требованиям молодых людей. Когда возникли ,новые источники создания социального суждения и стала более открытой энергоинформационная среда, изнурительные собрания и политкружки уже мало кого привлекали. Так что приход от той рутины положительно артикулировал большей частью молодежи. Другое дело, у актива существовал шанс сохранить организацию. Некоторые купились на это и приняли решенье о переходе в Российский Союз Молодежи (РСМ). Сегодня эта организация носит достаточно асоциальный характер. Она представлена крохотным количеством членов, и мало кто о ней знает.