Как скрывали взрыв на заводе по выпуску начинки для ядерных бомб
Снятый каналом НВО сериал «Чернобыль» за считанные недели стал мегапопулярен во всём мире. Как отмечается, многие только теперь узнали, какую катастрофу пережила в своё время планета и каковы могли бы быть её последствия, если бы не героизм и самоотверженность советских людей, принимавших участие в ликвидации последствий аварии на взорвавшемся реакторе Чернобыльской АЭС.
Тем не менее в самой России сериал вызвал бурные споры. В частности, в адрес авторов звучат обвинения в предвзятости и попытках очернить руководителей Советского Союза, ради престижа страны скрывших факт радиационной аварии от собственных граждан. Увы, история показывает, что эта традиция была заложена очень давно.
Точкой отсчёта советской атомной программы считается 20 августа 1945 года, когда в Кремле было подписано распоряжение № 9887сс/оп (совершенно секретно – особая папка. – Ред.) «О Специальном комитете». За две недели до этого американцы провели первую в мире атомную бомбардировку, за секунду испепелив Хиросиму. По легенде, узнав о том, что он стал убийцей 80 тыс. человек, отец манхэтеннского проекта Роберт Оппенгеймер в истерике просил отрубить ему руки, твердя, что они залиты кровью. «Это ничего, кровь легко смывается водой», – передал ему в ответ президент Гарри Трумэн.
В Москве понимали: бомбардировка Хиросимы и Нагасаки – это сигнал, адресатом которого является СССР. Поэтому в кратчайшие сроки необходимо создать собственное атомное оружие. Любой ценой.
Вскоре советская разведка успешно добыла чертежи американской бомбы, а Игорь Курчатов разработал технологию её производства. В качестве начинки для бомбы был определён плутоний – элемент, не существующий в природе и получаемый путём обогащения урановой руды в реакторе. Спустя месяц после выхода распоряжения особая группа учёных и инженеров начала поиск площадки для строительства плутониевого завода. Свой выбор они остановили на южном берегу озера Кызылташ в Челябинской области близ города Кыштыма. В течение трёх лет военные строители и заключённые возвели корпуса объекта, именовавшегося в документах как «комбинат № 817». 22 декабря 1948 года на заводе произошло первое облучение облегчённого урана. Советская атомная бомба на глазах становилась реальностью.
«Шоколадники» и крестьяне
Строительство комбината велось в обстановке строжайшей секретности. Вокруг комбината установили запретную зону за колючей проволокой, чекисты тотально просматривали письма и прослушивали разговоры. Однако когда и что на Руси было тайной? «Получают по 20–30 тыс. денег. У них у всех золотые часы. На работу ходят как фраера. Спецпитание дают – шоколад высшего сорта, особой питательности, за это их называют шоколадниками», – цитировала цензура перехваченное письмо какого-то местного жителя.
Хотя окрестным селянам стоило не столько завидовать «шоколадникам» с секретного завода, сколько переживать о себе. Практически сразу возник вопрос: как быть с радиоактивными отходами, которые неминуемо возникают при переработке урана? Отработанных технологий их переработки и захоронения ещё не существовало. Но не срывать же из-за этого программу по ядерному вооружению страны? В итоге было принято решение сбрасывать заражённую воду в открытые водоёмы. Так, в речку Течу и озеро Карачай потекли радиоактивные сбросы.
Предпринимались ли меры по предотвращению заражения? Предпринимались. Комиссии с участием руководителей министерского уровня регулярно проводили совещания, предписывали «решить проблему», «устранить недостатки» и т.д. Однако по сути всё это было чистой профанацией. Специалисты понимали: с каждым годом комбинат становится всё больше, сдаются новые реакторы. В таких условиях избежать заражения просто невозможно. Да и никто не позволит снизить производственные мощности ради экологии. Да, у берегов водоёмов работают дозиметрические посты, сторожа пытаются отгонять селян, но куда тем идти, если других источников воды просто нет? А объяснить, по какой причине даже подходить к водоёмам смертельно опасно, тоже нельзя: режим секретности, мать его так…
«О вредности воды ходили разные слухи: заражена бруцеллёзом и др. Но поскольку жители не ощущали отрицательных последствий, слухи считались неосновательными, – говорилось в отчёте комиссии челябинского облисполкома. – Директор подсобного хозяйства треста № 92 ничего не знал о вредности воды, поэтому 503 жителя и 1737 голов скота пользовались только ею. 71 ребёнок и 34 человека обслуживающего персонала в Петропавловке потребляли пищу, овощи, купаются летом в реке. Мытьё полов, полоскание белья и половиков – речной водой. Выловлены десятки центнеров рыбы и отправлены в Челябинск. Наиболее крупная – начальству».
Весной 1953 года московские врачи провели обследование жителей деревень близ рек Течи, Исети и озера Татыш. Задачей было определить, насколько может распространиться радиация в условиях пользования водой из заражённых водоёмов. По итогам обследования у 200 человек из 578 обнаружились признаки радиационного поражения. Заодно отмечались трёхкратный рост числа патологий беременности и родов, ухудшение показателей крови, умножение случаев поражения нервной системы. В целом примерно каждому третьему из осмотренных селян был поставлен диагноз «лучевая болезнь».
Предпринимались ли меры по предотвращению заражения?
Естественно, что озвучен этот диагноз не был, недомогания списали на другие причины. Вскоре появился проект по переселению жителей деревень под маркой «укрупнения колхозов». Часть семей успели перевезти, однако затем выяснилось, что строительство жилья для всех эвакуируемых обойдётся в заоблачные 100 млн рублей.
На самом комбинате дела обстояли не лучше. В июне 1956 года состоялось совещание с участием замминистра здравоохранения и родоначальника медико-радиологической службы страны Бурназяна. «На объектах 20 и 25 основной персонал подвергается комбинированному воздействию внешнего облучения и радиоактивных веществ, поступающих в организм путём вдыхания и заглатывания. При определении дозы лучевого воздействия учитывается только внешнее облучение, в то время как суммарное воздействие на ряде участков превышает дозу в 10–30 и более раз, – отмечалось в протоколе. – В химическом и металлургическом отделениях концентрация аэрозолей тяжёлого сплава превышает предельно допустимые величины до 50–100 раз. Неудовлетворительные условия труда привели к высокой прогрессирующей заболеваемости на комбинате. За период с 1950 по 1955 год зарегистрировано 1500 больных лучевой болезнью. 203 работника получили инвалидность, 11 умерли в результате необратимого поражения системы крови (лейкемия, лейкоз). Все обследованные работники являются носителями альфа- и в меньшей степени бета-активных продуктов».
Для работников комбината выделили санатории, их регулярно осматривали врачи, однако спасти от радиации могли только модернизация технологических процессов, повышение техники безопасности и т.д. Но заниматься перенастройкой только что налаженного производства было некогда – стране требовались ядерные бомбы.
20 тысяч квадратных километров радиации
29 сентября 1957 года в 16 часов 22 минуты на химическом заводе им. Менделеева, как официально назывался комбинат, произошёл взрыв. Взорвалась одна из ёмкостей, в которой хранилось порядка 80 кубометров радиоактивных отходов. Бочка из нержавеющей стали находилась внутри бетонного каньона, сверху каньон перекрывала плита весом в 160 тонн. Взрыв отбросил её на 25 метров. В результате в воздух ушло порядка 20 млн кюри радиоактивных газов, аэрозолей и механических взвесей. Основную массу из них составили долгоживущие стронций-90 и цезий-137, аккумулирующиеся в костях и разрушающие костный мозг.
«Дозиметристы Осотин и Кутепова обнаружили в доме на проспекте Победы очень «грязную» детскую кроватку – Ребёнок, который спал в этой кроватке, и его мать умерли, а отец тяжело болел. Оказалось, что кроватка была сделана из труб, ранее использованных на реакторном заводе. Таких кроваток было сделано две, но вторую так и не нашли»
Причиной взрыва стал перегрев ёмкости. Спустя три часа поднятые взрывом на высоту 2 километров радиоактивные частицы двинулись в сторону города Каменска-Уральского. Спустя ещё три часа облако достигло Тюменской области. Потом специалисты не раз будут говорить, что авария обошлась малой кровью, если, конечно, такое определение вообще применимо. Всё благодаря точному расчёту розы ветров при выборе площадки для строительства комбината. В противном случае радиация разлетелась бы во все стороны, а так образовался лишь «хвост» длиной в 300 километров и шириной в 10, потом его назовут Восточно-Уральский радиоактивный след. Всего в зоне поражения оказались Челябинская, Свердловская и Тюменская области – свыше 20 тыс. квадратных километров.
Хуже всего ситуация складывалась в закрытом городе Челябинске-40 (ныне Озёрск. – Ред.), выросшем вокруг комбината, где осело до 90% радиоактивности. Уже через сутки показатели бета-излучения в Челябинске-40 выросли в 1200 раз, а гамма-излучения – в 40 раз. Положение усугублялось тем, что после взрыва в сторону города с комбината двинулись автомобили и сотрудники, неся на колёсах и подошвах радиоактивные частицы. Помочь могли бы посты дозиметрического контроля, санпропускники и установки для отмыва транспорта, но их не было. О том, что завод, представляющий вершину научной мысли, может банально взорваться, просто не подумали.
Часть территории, попавшей в радиационный след, пришлось объявить санитарным участком
Заражено оказалось буквально всё, включая деньги. В итоге в отделении банка пришлось установить дозиметры и отлавливать фонящие купюры. От радиации «звенели» продукты в магазинах – их собирали и утилизировали. Фонила одежда – кое-кто из местных пробовал было сдать её в комиссионку, дабы не выбрасывать без толку. Потому дозиметристам пришлось проверять ещё и скупки, а заодно на время запретить продажу промтоваров. Впрочем, вскоре стало понятно, что контроль придётся делать тотальным. Во время обхода произошёл курьёзный случай. «Дозиметристы Осотин и Кутепова обнаружили в доме на проспекте Победы очень «грязную» детскую кроватку, – пишет в своей книге «Ядерное наследие на Урале» доктор исторических наук Виталий Толстиков. – Ребёнок, который спал в этой кроватке, и его мать умерли, а отец тяжело болел. Оказалось, что кроватка была сделана из труб, ранее использованных на реакторном заводе. Никто, конечно, не знал о причине смерти ребёнка и молодой женщины. Выяснилось это только после проверки квартиры на загрязнённость радиоактивностью. Таких кроваток было сделано две, но вторую так и не нашли».
О том, что произошло в закрытом городе, власти не сказали ни слова. «В прошлое воскресенье многие челябинцы наблюдали особое свечение звёздного неба. Это довольно редкое в наших широтах свечение имело все признаки полярного сияния. Полярные сияния можно будет наблюдать и в дальнейшем на широтах Южного Урала», – объясняла газета «Челябинский рабочий» оранжевый столб света, вставший над взорванным радиоактивным хранилищем. Через 29 лет такое же свечение будет мерцать, разбрасывая смертоносные частицы, над взорвавшимся энергоблоком Чернобыльской АЭС.
Облучение на три поколения
Официально считается, что в результате ЧП не погиб ни один человек. Это действительно так – несмотря на всю мощность, взрыв не повлёк за собой жертв. Однако в действительности нет сомнений, что выброс радиации оказался смертельным для сотен, если не тысяч человек. Просто радиация за ошибки мстит медленно и коварно.
Помимо самого комбината в зону поражения попал военный городок и лагерь с заключёнными. Как указывает Виталий Толстиков, показатель загрязнённости на территории лагеря взлетел до нескольких тысяч микрорентген в секунду, от радиации «светился» даже хлеб. Зеков построили в колонны, окатили водой, после чего разбросали по другим колониям. Сколько из них выжило?
Такой статистики нет, зато известны другие данные, о военных. Всего облучению подверглись 1007 военнослужащих, из которых 63 получили облучение до 50 рентген. В основном это были караульные, оставленные сторожить оружейные склады. Сильно облучённое оружие потом уничтожили, а менее загрязнённое оставили, прочистили песком и наждачкой, и с ним несли службу солдаты внутренних войск. Не пропадать же добру.
Отсутствие знаний о радиации привело ещё к одной беде. «После эвакуации все военнослужащие прошли санобработку. В жаркой бане солдаты мылись горячей водой несколько часов. В итоге радиоактивные вещества вошли глубоко в кожный покров, – описывает профессор Толстиков. – Результаты оказались неутешительными. Подполковник Серов в течение 30 часов находился в зоне радиоактивного заражения. Мыться в бане ему пришлось несколько часов. Через двое суток у Серова открылась кровавая рвота, и на скорой помощи его доставили в городскую поликлинику. Там врач сделала пострадавшему промывание желудка. Серов просил отправить промывную жидкость на радиохимический анализ. Но врачи не стали делать анализ. Всё это говорит о том, что ради сохранения секретности и сокрытия факта облучения даже врачи поступали негуманно».
Ликвидировать загрязнение отправили солдат и мобилизованных гражданских строителей. Сам завод, несмотря на высокий уровень радиации, не прекратил работу ни на минуту – выработка плутония и сборка бомб продолжалась без остановки. Ликвидаторы вручную тёрли щётками стены зданий, сбивая штукатурку, мыли дороги, спиливали деревья, собирали верхний слой почвы. Особенно заражённые участки засыпали двухметровой земляной подушкой. Позже выяснилось, что эта работа была проделана зря. Когда пришло время подводить коммуникации, закопанная «грязь» опять оказалась на поверхности.
Сложнее всего проходил первый этап операции. Взрыв повредил систему охлаждения соседних ёмкостей, из-за чего возникла угроза их перегрева. Баки с отходами требовалось срочно охладить, но сделать это было непросто из-за высокого уровня радиации. 400 солдат по очереди на 2–3 минуты заходили в зону поражения, выполняя работы. В результате катастрофу удалось предотвратить.
Всего к операции по ликвидации последствий ЧП, по разным данным, было привлечено до 100 тыс. человек. При этом в лучшем случае ликвидаторы работали в армейских ОЗК. Надёжных средств радиационной защиты просто не было, а имевшихся не хватало. Плюс вновь сработало привычное отношение: под угрозой безопасность страны, поэтому задачу надо выполнить любой ценой. «Дозиметров не было, одежду никто не проверял, время рабочего дня было не ограничено, да и никто об этом не задумывался: было нужно – мы и делали», – вспоминал позже инженер-геодезист Швецов. Экскаваторщика Гладышева отправили собирать заражённую почву сразу после окончания училища. «Начальство появлялось редко. Когда мы по совету приезжавших на кратковременные работы солдат потребовали дозиметры, нас перестали возить на этот объект. На мой взгляд, это преступление со стороны руководителей, которые посылали нас в таком возрасте на опасные объекты», – утверждал он.
К весне 1958 года уровень загрязнения удалось снизить в десятки раз. Сказались работы по дезактивации, которые в течение пяти месяцев круглосуточно вели ликвидаторы. Тем не менее часть территории, попавшей в радиационный след, пришлось объявить санитарным участком. Запретная зона получила мирное название Восточно-Уральский заповедник.
Формально опасные последствия аварии были ликвидированы. На деле же купировать удалось лишь видимую опасность, тогда как радиация ещё только начинала свой убийственный поход.
«Я с другими дозиметристами приехал через неделю после взрыва в село Бердяниш, – вспоминал Осотин. – Люди жили нормальной жизнью. Ребятишки бегали по селу, веселились. Ильин подходил к ним с дозиметром и говорил: «Я прибором могу точно определить, кто из вас больше каши съел». Ребята с удовольствием подставляли свои животы. «Поле» от живота каждого ребёнка равнялось 40–50 мкР/сек». Людей переселили, но за то время, пока в Москве принимали решение, они успели схватить высокую дозу радиации. С середины 60-х годов медики стали замечать среди местных жителей значительный скачок заболеваемости раком. Одновременно многие жаловались на выпадение волос, быструю утомляемость, расстройство мышления, панические атаки. Всё это, как отмечал доктор медицинских наук Владимир Буйков, стало прямым следствием воздействия радиации. При этом облучённые родители передавали попавшие в организм радионуклиды «по наследству». В итоге пациентами онкологических больниц стали дети и внуки ликвидаторов и местных жителей.
P.S. Факт аварии на плутониевом комбинате, к тому времени получившем название «Маяк», власти страны признали только в 1989 году.
Игорь Киян
Источник: