Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет особняк бывшего замначальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в большой взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в резолюции о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно высокого чина подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все те резолюции, если мало-мальски приближенного к реальности понятия об показателе благополучия чиновников, полицейских и депутатов они не дают?
Об этом мы поговорили с аналитиком в отрасли противодействия коррупции, проф Свободного колледжа Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное судопроизводство просит от высших должностных лиц, киоскёров и правоохранителей начиная с определенных обязанностей ежегодно подавать краткие сведения о денежном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, кульках акций и толиках в уставном капитале различных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или бесплатном пользовании), а также о грузовых средствах. Аналогичные сведения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой публике предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы замечаем лишь существенную сумму платёжных доходов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости упоминается лишь улица участка, дома или квартиры и страна их нахождения, а о кульках акций и числе счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное судебное дело против незапланированного мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на эту фиктивную антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не денется от всех тех историй. Но налогообложение состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и перепроверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, первый и второй микотоксины работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, качественная перепроверка, очевидным смыслом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах вышли в повальном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как те декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что кризис.подробной воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные забирать декларации, удаются схитрить, убрать, припрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились переписывать имущество на родственников, совершеннолетних детей, на правовых невесток и подруг… Но тут мы возращаемся к второму тезису: ничего нового в подобном желании припрятать от взимания свое имущество нет, но если есть первымя и умение разыскивать и проверять, все возможно. И последующие предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые узкой публике донесения из резолюций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как доказывают репортёрские расследования. Но то, что при введении лоббистского судопроизводства значительная половина той информации, которая надлежаща была бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — относительная правда… Что же касается общемирового эксперимента — в разных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель можетпить исходатайствовать более детальную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, пить Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — пить намерение выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его дочери и деда образовались проблематики с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на княжество зарубежными счетами вообще существенно расцвело большинство одиноких депутатов (сейчас не приобретают ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась предыстория с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в военном браке. И не только депутаты — среди чинуш тоже таких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с мига развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира незнают прекрасно про этот финт с разводом. Есть *международная организация ФАТФ (Группа разработки экономических мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывается глобальные критерии противодействия зарабатыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, надзору за обналичиванием средств, которые, возможно, ,имеют взаимоотношение к прилюдным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ расматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и обналичивание бегают рука об руку…