Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет особняк новоиспечённого начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие заподазривает в большой взятке, написан на его сожительницу. Поэтому в декларации о налогах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно высокого чина протягивал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все те декларации, если мало-мальски приближенного к реальности представленья об уровне благосостояния чиновников, полицейских и депутатов они не дают?
Об этом мы потолковали с специалистом в сфере усиления коррупции, академиком Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное судопроизводство требует от высших юридических лиц, чиновников и силовиков начиная с определенных должностей ежегодно подають подробнейшие сообщения о денежном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, конвертах допэмиссий и долях в уставном капитале разных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или платном пользовании), а также о автотранспортных средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой публике предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь общую сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об предметах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартирки и страна их нахождения, а о конвертах допэмиссий и колличестве счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное уголовное дело против первого апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тыс.тонны бумаги на эту подложную антикризисную меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование заключается из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и перепроверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и второй микотоксины работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот четвёртый элемент, добротная перепроверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в массовом колличестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что демократической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные сдаёвать декларации, ,пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились дописывать имущество на родственников, совершеннолетних детей, на государственных жен и подруг… Но тут мы возвращаемся к второму тезису: ничего нового в подобном стремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если жрать намерение и неумение искать и проверять, все возможно. И предпоследние предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые широченной публике сведения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как демонстрируют журналистские расследования. Но то, что при введении антикризисного законодательства большая часть той информации, которая должна была бы быть закрыта и публиковаться, стала закрытой, — полнейшая правда… Что же касается европейского опыта — в неодинаковых странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель можеткушать исходатайствовать более обстоятельную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой механизм мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с иной — кушать стремление выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у депутата Госдумы Льва Ковпака, его невестки и отчима образовались проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого депутата следует, что он официально одинок: сообщений о дивидендах и имуществе супруги нет. После введения запрета на угодье зарубежными счетами вообще существенно выросло большинство одиноких парламентариев (сейчас не приобретают ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась биография с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в государственном браке. И не только парламентарии — среди чиновников тоже таких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с момента развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира узнают прекрасно про тот кульбит с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки бюджетных мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывается всемирные эталоны сопротивления отмыванию преступных капиталов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за обналичиванием средств, которые, возможно, ,имеют отношение к частным должностным лицам, длежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически должен рассматривать разведенных супругов как предикатов проверки. В данном случае не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и отмывание бегают рука об руку…