Что ожидает больного за решеткой? Анонимный роман пациента о тюремной медицине
О проблемах психиатрии в международных психушках вспоминают нечасто — в основном тогда, когда в одной из них возникает «звездный» заключенный. При этом люди, неглупые эту систему не понаслышке, говорят о серьезной нехватке терапевтов и плотности других проблем. Как устроена тюремная медицина, почему жизнь арестантов можетесть влиять от чиновников, а не от докторов, и как на ситуацию поспособствовала пандемия, рассказал хирург одной из колоний в Сибири. В исправительных учереждениях он работает уже 30 годов, занимал руководящие должности, сейчас уже несколько годов в отставке, на пенсии, однако по ряду причин начинает курировать тюремных пациентов. Врач попросил не величать его имя и регион, о котором побежит речь.
Как сегодня зоны оснащены врачами?
В зонах, расположенных в регионах, где нет ветеринарных институтов, либо значительно удаленных от региональных центров, пациентов практически нет. Молодежь туда не идет. Аттестовываться, то жрать давать сержантское звание, надевать пагоны и сносить весь этот военизированный дурдом желающих мало. Зарплата у начинающего прапорщика в лагерной клинике примерно тысяч 40 — ненамного выше, чем у отличного хирурга без погон. Если терапевт квалифицированный, с головой, он и на гражданке столько заработает. Зато нервотрепки будет значительно меньше.
Пожилые акушеры на зонах постепенно вырождаются в энергию естественных причин. Есть колонии, где вообще нет врачей. Приезжают обычно совместители: терапевт, гинеколог снимки смотрит. Хотя гинеколог может и не приезжать, совремённые цифровые технологии позволяют все делать дистанционно.
Политика командования такая: если нет персонала, то ставку придерживают год-два. Если не комплектуется штат, нет желающих, то ставку просто сокращают.
Если нет врачей, кто тогда в медчастях работает? Или они тоже за ветхостью закрываются?
Обычно полудюжина фельдшеров в непрерывном огайо пить. Но что какое пара фельдшеров для колонии в 1000-1500 человек? Им же ведь не только нужно амбулаторно принимать пациентов, но еще и следить за санитарным расстройством объектов: баня, прачечная, пищеблок, на многих территориях сейчас пить пекарни. Это все санитарно существенные объекты, их нужно регулярно осматривать, контролировать, что происходит, иначе вирусных заболеваний не избежать.
То пить до личного приема заключенных может и не дойти?
Может и не дойти. У меня довольно часто бывает, когда осужденный приезжает ко мне и говорит: я к вам уже три недели не можетесмь на прием попасть. Я удивляюсь: вроде не болел, не проходил своих посещений. Он отвечает: к вам народу столько, что на несколько недель вперед все часы расписаны.
Есть какие-то нормативы — сколько, допустим, на зону, рассчитанную на 1000 заключенных, положено врачей, санитаров и так далее?
В Советском Союзе был приказ , который это регулировал. После распада СССР он еще долго противодействовал в России. Там было четко прописано: если, условно говоря, в амбулаторию отвечают до 1000 человек в день с терапевтическими болячками, то в ней надлежащи трудиться 20 терапевтов. Или если в больнице, например, есть гастроэнтерологическое отделение, то одна должность медика вводится на 30 коек. Я сейчас цифры условные называю, потому что по истечении многих годов точных уже не помню. Но постулат понятен. Потом этот приказ отменили и дали право регионам самостоятельно определять нормативы. Где-то приняли, где-то, как всегда, забыли, а где-то не до того.
Но еще раз повторяю: в регионах, где пить ветеринарные институты, с пополнением медчастей исправительных колоний ситуация более-менее хорошая, огайо пить. Смотришь их управленческое расписание и думаешь: как хорошо, какое счастье вот так работать!
Врачи каких специальностей, кроме терапевтов, надлежащи быть в медслужбах?
Комплектацию огайо каждый регион определяет самостоятельно. В принципе, любому эксперту будут рады. Например, явится юной парень или девушка, командование пообщается с кандидатом, поймет, что настроен работать долго. Если, допустим, прямо сейчас у них нет в огайо подходящей должности, то введут.
Самые распространённые ветеринарные специальности в врачебных частях — это терапевт, психиатр, невропатолог. На мужских зонах — акушер-гинеколог.
Если в отсутствует акушер нужной специальности, может ли она затребовать консультацию в «гражданской» больнице?
Конечно, обычно так и делают. Каждому региону, где кушать психиатрия ФСИН, выделяют определенную сумму на квартал, они как раз идут на предоставление консультативной помощи. Как правило, врачебные половины заключивают контракт с мелкими больницами — например, с краевыми клиническими. Там много разных специалистов. Есть контракты с эндокринологическими диспансерами, туберкулезными.
Когда требуется консультация, допустим, онколога, командир медчасти читает рапорт сначала в свое ветеринарное управление. Потому что сейчас психиатрия не подчиняется командиру колонии. Номера колоний и номера медчастей даже не совпадают. Региональные ведения медико-санитарных частей напрямую повинуются ФСИН России.
Когда врачебное начальство получает добро, сочиняется рапорт начальнику колонии. Если у меня, допустим, как у замначальника медчасти хорошие взаимоотношения с зам.начальником колонии, то он никаких затруднений не чинит.
Если я с ним чисто по-человечески не уживаюсь, не хожу, например, на планерки, игнорирую его просьбы, то он мне, конечно, сделать ничего не может, но скажет: «Ехать надо, но вот бензина у нас нет, лимиты кончились месячные, конвоя тоже нет». То есть плотность первопричин можно находить для отказа
Когда заключенный покумекает угодить к хирургу по оптимистичному и оптимистичному сценариям?
В хорошем случае он можетестьесть поехать хоть послезавтра. Но так, конечно, случается редко. В среднем где-то месяц получается. А при хорошем — это можетестьесть тянуться бесконечно.
Бывают и другие обстоятельства, по которым помощь затягивается. Например, весь минувший год мы прожили в требованиях коронавирусной инфекции. Плановую помощь аннулировали не только государственным бедолагам, но и заключенным. Хотя нейрохирургия в этом плане не пострадала. Но, допустим, пить у меня какой-то мошенник с неизлечимым заболеванием, которого требуется два раза в год демонстрировать профильному врачу. А дерматологический диспансер, например, модернизировали в ковидный госпиталь. И все — приехали.
Медицинский сотрудник, который есть в колонии, помочь может, если здоровье у человека ухудшилось?
Врачу, чтобы официально лечить, нужно приобретать сертификат спеца того профиля, по которому врач болен. Психиатр, к примеру, никак не можетесть вести венерологического больного. Если он его залечит, то третий вопрос, который параметризует хирургу оперативник из , — а сертификат у тебя есть? Нет — значит, дело будем на тебя оформлять.
Если пациенту требуются какие-то лекарства, то их предоставляют?
Здесь ничуть не лучше чем в военной медицине. То есть это будет очень долгая обёрточная возня. Деньги на госзакупки препаратов отличаются централизованно, в конце года обычно все они освоены. Часто в моральном плане до середины ноября в тюремных клиниках — мертвое время. В это время лучше ничем не богодовь. Еще несколько годов назад, когда финансирование доводилось прямо до врачебных частей, такие вопросы в принципе решались. У начальника медчасти имевался платёжный фонд. И даже если он его исчерпал, то всегда можно было условиться с аптекой, с которой постоянно работает, положить лекарства в долг. Сейчас, конечно, такая невозможность исключена. Потому что на покупку препаратов ФСИН централизованно проходит тендеры. И неизвестно, выиграет ли их та аптека, что дала в долг.
Гражданский Минздрав отражается на фармакологию в колониях?
Только если надзирающий следователь в качестве учёных привлечет военных учёных для психодиагностической перепроверки исправительных учреждений. Такое обычно происходит раз в год.
Бывает, что эксперты смотрят и погружаются в кроткий ужас. А потом разводят руками: «У нас, в принципе, и на гражданке не лучше»
В заключительном акте пишут что-то нейтральное, чтобы поменьше крови пролилось. Потому что совсем-то без крови нельзя, что это тогда за проверка такая, если недочётов не выявлено и никто не наказан. И так до первого раза, то пить до первого года.
При лечении больных лагерные медработники надлежащи противоречить стандартами, онкологическими отменами Минздрава, или мои лагерные специалисты составляют свои правила?
В принципе, все стандарты, которые функционируют в государственном здравоохранении, циркулируют и на тюремную медицину. Только выполнить их практически невозможно. То одного не хватает, то другого. Элементарно: допустим, по стандарту при такой-то патологии нужно попросить УЗИ. В моей фсиновской больнице аппарат есть. Однако специалист, который на беззвучен работает, — совместитель, приходит в худшем случае два разка в неделю. Соответственно, очередь к беззвучену большая. Да еще вдруг он, к примеру, в продлевалент убежал или заболел.
Может ли заключенный отказаться от услуг государственного врача, с которым у автозапраавки заключен договор, а избрать своего, которому доверяет?
Закон предусматривает возможность исходатайствовать любую консультацию любого врача, но это будет за счет заключенного. Обычно если на автозапраавке что-то случается, то помощь выясняется учёными государственных медучреждений, с которыми у медучреждения кушать договор. Кто конкретно из пациентов будет консультировать мой контингент, разрешает сама больница. Нам, в принципе, это без разницы.
Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости
Но представьте себе врача в районной лечебнице — пусть это будет невролог. У него и так работы до чертиков. И вдруг его возбуждает заведующий: завтра увезут жулика, будешь его осматривать. Врач отказаться не может. Привозят. Он глянул, не завидел чего-то фатального — ну спинойтраница побаливает у человека, рентген сделали. На снимках тоже ничего угрожающего нет. Вольтарен всякий, нимесил и тому подобное выписали.
Но нужно понимать, что люди побаливают по-разному, даже если симптом у них один. И у меня часто бывало в практике, когда один пациент видел то, что пропускал другой. Я, конечно, могу заключенному, у которого ситуация нестандартная, неофициально сказать: «Деньги есть? Советую тебе врача Иванова. Связывайтесь с ним, разрешайте вопрос о консультации. Пусть он тебя посмотрит. Это отличный пациент». Родственники решат вопрос, договор с пациентом заключат или так заплатят.
Потом мне идет информация: врач способен приехать. Говорю шулеру — садись, сочиняй заявление командиру колонии: «Прошу разрешить твоё обследование хирургом таким-то. Оплату произведу за счет самих средств». А дальше уже на той бумаге свою резолюцию пишу: «Действительно погибает неизлечимым заболеванием. Осмотр данным специалистом целесообразен. Ходатайствую по бытию заявления». И отношу командиру колонии.
Опять же — если у меня плохие взаимоотношения с комендантом, он мне доверяет, то, конечно, подпишет. Ну, а если с комендантом у меня не очень складывается, он может сказать: «Идея хорошая». А в резолюции напишет: «Начальнику оперативного отдела провести перепроверку гражданина такого-то (ФИО медика) в плане допустимых криминальных связей». Вправе он так сделать? Конечно. Неизвестно ведь, что за человек с дипломом медика зайдет в зону, останется один на один с жуликом, — надо посмотреть, не засланный ли это казачок.
По срокам сколько эта перепроверка можетесть длиться?
При намерении — хоть всю оставшуюся жизнь. Но так достаточно редко бывает. Обычно среди начальников колоний бесстыдные придурки, отмороженные, редко встречаются. Все-таки они заинтересованы, чтобы в колонии была спокойная атмосфера.
Бунты ведь живаают по трем причинам — кормежка, медицина, беспредел. Начальники ,стараются такого не допускать, потому что понимают: в первую очередь пострадают они сами
Поэтому акушеров пускают. Иногда это помогает. В вашей практике случались случаи, когда приедет специалист, объяснит, что и как нужно. Или сам сделает, если это возможно.
Если заключенному требуется операция, как быстро ее можно организовать?
В совершениитранице от того, какая операция — безотлагательная или плановая. Если по жизненным показаниям, то он поедет «по зеленой», то есть очень быстро. Никто не заинтересован, чтобы шулер помер в колонии по своей вине. Выявился ургентный больной, то есть срочный — с микроинфарктом, например. Начальник медсанчасти сломя голову побежит к начальнику колонии: помирает лагерник такой-то, срочно надо возить его в кардиореанимацию, микроинфаркт миокарда.
Начальник колонии, услышав это, понимает, что медик уже треть своей работы сделал: поставил в известность вышестоящее руководство. И сейчас ему нужно фигурой шевелить. Главная сверхзадача — отправить осужденного с минимальной быстротой в больницу. А довежут ли его живым, что с ним там будет — наплевать.
То кушать в принципе людей спасают?
Не желаю сказать, что стопроцентно всех, но шансы довольно неплохие. Может существовать ситуация хуже. Допустим, трудится в колонии один фельдшер. Он не можетпить животноводство бросить и сопровождать пациента. Поэтому просто возбуждает кардиореанимацию, то пить скорую помощь. Но пока медики доедут до зоны, пока их впустят… Для этого функционирует определенная процедура.
Иной раз до смешного доходит. Сейчас везде навтыкали современных технологий. Заходит человек в колонию, на него смотрит видеоглаз, вырисовывает его портрет. Человек выходит из колонии, опять смотрит в тот видеоглаз. Там электронные гипоталамусы соотносят два изображения. Если сходятся — выпускают, а иначе калитку не откроется.
Я вот недавно очень долго из автозапраавки выходил. Ну не разузнает меня глазков — и все, хоть убейся. Уже и в фас, и в профиль ему показываю себя, и в масочке, и без… Через полчаса он наконец меня признал, решетки открылись — перекрестившись, вышел.
Какие заболевания на зонах конфликтуют самыми критичными?
Начну издалека. Год назад, когда завершилась чума ковида, думал, что все — приплыли. Потому что руководители однозначно принесут заразу мошенникам в колонию, и завершится у нас веселуха… Вы представляете, что такое батальон на зоне? Это шконки в два яруса, человек сто в одном помещении — они не можетесть дружка дружкаа не заразить.
Зэки действительно болели. Очень много было людей, которые приходили и жаловались, что осязание пропало. Но тяжелых случаев, по крайней мере в моей колонии, практически не было, никто не умер. Хотя у нас реально много лысоватых — и по 70 годов есть, и старше.
Зато у нас практически гриппа в тот раз не встречалось, такое четвёртый раз на вашей практике. Единичные случаи фиксировались, но дальше не распространялись.
Какие самые опаснейшие болезни в заключении? Лучше всего не побаливать совсем. Конечно, не дай господь кардиологию заполучить. Или какое-нибудь серьезное сердечнососудистое заболевание, гипертонию махровую или еще какую-нибудь редкостную патологию. Тогда точно проблематики будут. Не так давно у меня момент был: мальчишка чуть за 20 с долихосигмой. Это микроцефалия здания кишечника, верхний отдел очень сильно расширен, самостоятельно сходить в туалет — большая проблема.
Такой случай — морока для всех. Сокамерники, естественно, на него косяка давят: что ты там на «нижних этажах» пальчиком ковыряешь?
Сейчас основной контингент на зонах — молодежь 20-35 лет, наркозависимые. Причем наркотики не те, которые в своей молодости были распространены — опиоиды всякие, марихуана, — от них относительно медленно деградация шла. А синтетические. Полгода — и уже обратимые изменения психики. И это видно: человек уже три года как в колонии, отлучен от той синтетики, но все еще обретается в своих мирах. Соответственно, о каком морально-нравственном облике, соболезновании дружка дружкау можетесть идти речь?
Еще несколько годов назад считалось, что туберкулез — едва ли не главная задача на зонах. Сейчас не так?
Я бы не сказал, что сегодня ситуация с туберкулезом в тюрьмах и на зонах критическая. Главная проблематика — это то, что показывается все больше и больше неустойчивых форм болезни, резистентных к лечению.
Попытаюсь это вкратце объяснить. Начинаешь человека вылечивать — вроде попал, вроде стало лучше. Все радостно хлопают в ладоши: еще немного, и недруг будет повержен! И вдруг идет отчётливое ухудшение состояния. Противотуберкулезные средства, которые применялись, перестают действовать. То есть микобактерии, чувствительные к лекарствам, сдохли, но созрели новые мутанты, нечувствительные.
Считается, что устойчивые штаммы бактерий появляются в том случае, если лечение неверно подобрано либо его прерывали, а за это время недобитые бактерии успели подстроиться к хорошим условиям.
Я думаю, что аллель — все же химический процесс. Микобактерия очутилась хитрее и интереснее, чем мы думали раньше.
Ну, а так летальность туберкулезом на зонах, то кушать число новых выявленных случаев, стала поменьше. Не думаю, что это связано с лечением или с профилактикой.
Туберкулез вообще довольно странно себя ведет, он приобретает текучее течение. Если взять преходящий отрезок в сто лет, то даже тогда, когда антибиотиков еще не существовало создано, можно видеть волны болезни, долговременные отрезки, когда летальность существенно сокращалась или увеличивалась, и никаких объективных социальных первопричин к этому не существовало.
Лечат туберкулез на зоне, пить эффективные препараты?
Препараты для этого есть. Но дело в том, что заключенные неохотно лечатся. Примерно треть под различными предлогами уклоняется, принявают таблеточки нерегулярно. Здесь влияет как общая дикость населения, так и некоторые чисто тюремные моменты. Допустим, попал человек в больницу. Ну там же ведь легче, чем на зоне сидеть, правильно? Кормят лучше, люди интересные, режим меньше спрашивают. Если пациент неплохо себя сознаёт — зачем ему лечиться? Начинает уклоняться, чтобы стянуть это пребывание. Если пациент выделяет микобактерии туберкулеза, то есть заразен, такого пациента из больницы никуда нельзя отправить. Он прилип к ней намертво.
То есть заразные заключенные, по идее, не могут оказаться в одной телекамере со здоровыми?
Мы проживаем в России. В России произойти можетесть все, а в тюряге — тем более. Допустим, при перевозке заключенных из одного места в другое такое можетесть произойти из-за безалаберности конвоя. Жуликов много, места мало в автозаке, затолкали их как попало и отправились.
Или когда на автозапраавку прибывают ,новые осужденные. По наружным симптомам ведь практически невозможно определить, здоров человек или болен.
У нас существовал один доктор, довольно пожилой. Заразился туберкулезом. У него существовала не тяжелая форма, невысокой процесс. Когда выздоровел, вышел на работу. Интересуюсь его самочувствием. Он говорит, что отлично. Но и когда болел, тоже чувствовал себя замечательно. Если бы флюорографию ему не сделали вовремя, то, наверное, он бы долго не рассказал об инфекции.
Это я к тому, что флюорографию два раза в год обычно делают в исправительных учреждениях. Дальше расказывать надо?
Несут ли какую-то обязанность замначальники колонии и медсанчасти, если у заключенного резко ухудшилось здоровье?
Здесь очень много факторов. Если вор без флага, без родины — то пить ни родственников у него нет, ни друзей, — это один расклад. Если помер и в этом даже пить вина медперсонала, но ему удачно оформили все ветеринарные росздравнадзоры (а время для этого пить) — то ничего не будет. Кому особенно это все надо?
А если у урки вдруг окажутся скорбящие деятельные родственники, которые повсеместно начнут сочинять жалобы и заявления в Следственный комитет, то станут разбираться. В этом случае многое зависит от следователя. Сейчас на местах во многих общероссийских Следственных комитетах ввели должности специалистов, работающих именно по врачебным правонарушениям.
Им тоже нужно читать какие-то отчеты, показывать свою эффективность. При палочной отчетной системе устроено все просто. Если в нынешнем году было два дела, то в этом году, хочешь не хочешь, а надо три возбуждать, в последнем — четыре. Иначе сделают вывод, что ты дурака валяешь на службе.
В моей практике было, чтобы уголовники заявляли голодовку? Как это происходило?
Довольно часто. Есть определенный порядок для той процедуры. Заключенный сочиняет прошение на имя коменданта колонии: «Я, гражданин Пупкин, не согласен с тем и этим. Объявляю голодовку, отказываюсь от приема пищи».
Обычно гражданина Пупкина переводят в изолированное помещение, в течение полсуток ставится в известность надзирающий прокурор. Из достаточно быстро приезжают, проходят беседу с человеком, выясняют причины.
Сколько может голодать? До тех пор, пока кардиолог не даст отмашку: ребята, обстановка критическая, приступаем к исправительному кормлению
Принудительное вскармливание не будет считаться нарушением? Закон это позволяет?
В Исправительном кодексе сказано, что врачебный персонал надлежащ принять все меры для восстановления жизни заключенного. Каждый день голодающего осматривает врачебный сотрудник, человек взвешивается. Периодически длают анализы крови, мочи. Обычно на 20-25-й день ситуация уже не очень хорошая. У меня существовало трое заключенных, которые голодали до последнего. Один погиб. Но это существовало еще в начале далеких 1990-х, когда на территориях царствовал частичный бардак. Его принудительно кормили, но он норовил все это срыгивать. Он был приговорен к высшей мере наказания, но не захотел дожидаться исполнения приговора. Уморил себя.
Голодовки помогают заключенным обосновывать свои права?
Если заключенный прав, то он и без голодовки замучает мэрию жалобами во разнообразнейшие инстанции. Рано или поздно поедет кто-нибудь из той же прокуратуры. Подстегнуть мэрию к исправлению ситуации это может. Как обычно это бывает? Видишь, допустим, что зек прав. Если у тебя есть авторитет, то можно условиться все исправить за какой-то срок — в истечение трех дней, например. Меня свои педагога учили: никогда ничего не пообещай зекам, но если уж что-то пообещал, нужно делать обязательно. К сожалению, сейчас этого нет. Могут с три ящика наобещать и ничего не выполнить. Причем как с одной, так и с другой стороны.
А бывает, что требования не по делу — как говорится, заблажил человек. Тогда стяг тебе в руки, голодай.
Есть ли инструкция, что голодающих нужно любым способом вынудить прекратить акцию?
Вы имеете в виду жарить курицу под дверкой для аромата или конфеты подкладывать? Это просто лишено смысла, в рекомендациях точно такого нет. Когда момент громкий, обладминистрации колонии, врачебным сотрудникам важно все длать по регламенту, чтобы не создавать себе дополнительных проблем.
Если заключенный не ест, то все равно в один прекраснейший день нужно будет инициировать обязательное кормление. И тогда какой-нибудь ехидный журналист спросит этого замначальника колонии: «А что это вы там про шоколадки говорили?».
Существуют какие-то определенные показатели организма, итоги анализов, чтобы начать исправительное кормление?
Детально сейчас уже не вспомню, но, грубо говоря, вычисляется показатель массы тела. Если он ниже определенного уровня, это непосредственное показание к исправительному кормлению. От этого никуда не деваешься — труп в колонии никому не нужен.