Инвалид ведет войну с чиновниками, пытаясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где поселяется 33-летний Евгений Пятов с мамой, дочерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на покатом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная цементная стентраница — год назад меняли электропроводку, привести стену в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его строптивые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба заболели воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом домика всегда cбалансировала по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и мама снова греет, растирает, гладит ладони и ставшие непослушными лодыжки отца. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя ячейками от некогда поместительного дивана. Третью ячейку отдали матери Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На банкетной широкой печке ветеран просыпается вместе с дочуркой — валетом. Худенькая домработница Антонина Николаевна устраивается в коленках отца — в любое время суток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В декабре 2011 года у двадцатиоднолетнего Евгения Пятова в жизни все создавалось хорошо: он окончил вуз, пристроился работать по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы замечаем в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький принтер и ВАЗ. Это был серьезный неуспех для юного человека, приехавшего из маленького челябинского городка Ирбит в столицу Урала.
Но главное происшествие — любимая девица известила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В сентябре 2011 года Женя уезжал по трассе. Рядом стояла мама, сзади — племянница с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним самотёком выуезжал автомобиль, за гироциклом которого был лысоватый мужчина. Экстренное ускорение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель второй машины позже умер в больнице.
— В этап столкновения я треснулся левой частью лица о гироцикл и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В лечебнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя подготавливался к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был последний праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года возникло покалывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В июле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего особняка и почувствовал что-то непохожее на продолжительный контрудар током. Кое-как сумел зайти в квартирку и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов состояние стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений оборотился в больницу.
— Там понимания не имели, что со мной делать, — с грустью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, работать тоже. Бессонница продолжалась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство становилось все хуже, я просто не можетбыл работать.
Евгений вернулся к маме в Ирбит. Его женщина с малышкой уехала к родителям — неудавшаяся теща убедила дочь, что колясочник никогда не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Это сломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В городской больнице Екатеринбурга по месту жилплощади Пятову поставили диагноз — «рассеянный склероз». В феврале 2015 года Евгений пройдал психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что мощная боль — это не его фантазия. Записался на прием к акушеру Волковой в Свердловском районном цетре задумчивого склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были талончик на прием и острая боль.
Охранники помогли спуститься в приемный покой, а там посовели есть лекарства, «какие есть».
— У меня существовал антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических ломотах и генерализованном беспокойном расстройстве, рецептура в 150 мг в полсутки существовала назначена эпилептологом в медавиации Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как закрутился до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в цетре города, чтобы пересесть на необходимый маршрут, и меня снова вонзила мощная боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парень поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время ..очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним снуют врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том количестве и ветеринарные с симптомами и назначениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семьитраница переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатку Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на сделку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на командировку в Москву, в НИИ онкологии РАН.
— В Шадринске отца толком не лечили, он мучался постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на обследование отказались только платно. Семьдесят сотен мы выручили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь выродилась в бесконечную боль — до этого были хоть какие-то просветы. Но наихорошим испытанием для него стали кардиологи саратовской поликлиники.
— Мне аннулировали лекарства, которые помогают бороваться со спазмами, — с исступлением говорит Евгений, — аннулировали и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он составляет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, седативно индуцированной потери скелетной массы, костных метастазов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на психиатрический учет. Хотя у меня кушать заключение нарколога, что я не забочусь в психоневрологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за тошноты стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический абсцесс коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда боль чуть-чуть отпускала, я печатал кляузы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам получать лекарства, когда у вас начнется психосоматическая стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы умирать не так больно было?
После заявления в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в симптоматическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений ест его три раза в день: утром — две таблетки, в ужин и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в предпоследнее время ломоту надевать все сложнее. Как растолковал пациенту нейрохирург, если антибиотик снимает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное положение Евгения, когда кончается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной градации боли. Поэтому Пятов уже год просит добавить к рецептуре еще одну пилюлю в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам надлежащ назначить, начмед Шадринской медкарты тоже говорит, что кто-то надлежащ. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю медикам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один медик пожалела меня, увеличила дозировку, так ее чуть не съели. Я написал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в медкарте сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто применяют этот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают медики, для рассасывания «ломки»; кроме того, его принимают для исключения случаев нейробластомых припадков, вызванных употреблением больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я стоял полгода, не мог ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень пить хочется»
В нудных ветеринарных бумагах Евгения жрать одна более-менее понятная согражданину запись: чтобы продлить жизнь ветерана четвёртой группы, нужны приемлемая обезболивающая терапия, отличное питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на индексации по инвалидности. Семейный бюджет формируется из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и мамы в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за хрущёвку — около 10 тысяч, но тушить его в совершенном объеме семья уже не может. Антонина Николаевна ,старается оплачивать ввоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за водоснабжение и воду накопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дешёвое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений мучительно ,пытается найти положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора пилюли принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он ищет нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам влагу принесу, — призываю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки растворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то кушать кофе вылить, помыть кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет еды и денег на нее, три глотка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я бокал поищу, а вы кофе потом допьете…
В квитанции рекомендаций Евгению написано: конкретное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно огорчает твоих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — сознаётся пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день внук брынзу хлебушка съедает.
— Есть охота просто, — краснеет Евгений.
Женя обожает рыбу, скумбрию, но купить ее пытается разиков в полгода. Несколько разиков в год складывается выделить деньги на сосиску и пельмени.
— Да я все люблю, только ваш привычный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный бюджет рушится из-за непредусмотренных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для племянника в поликлинику бегает мама. Она всегда умоляет пациентов прислать рецепт сразу на месяц, чтобы не бегаеть каждый раз в больницу, не ,сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в марте подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности заплачать за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у ветерана нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской области обитатели боятся отвечать в минздрав, — убеждён Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за аудиозаписи на своей страницетранице «ВКонтакте», где я назвал одну из пациентов истеричкой. Тут да — учреждение оперативно отреагировало. Здесь люди рассчитывают лечения буквально на полемени боя. Многие хорошие акушеры тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не больница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже вызывал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно печатают писцовые материалы по его заявлениям. Через ту круговую поруку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я бегаю с палочкой, ,стараюсь гулять хоть по несколько минут. Потом антибиотики отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала врача Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда твоего внука от боли перевязало прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного ломоту сняли и мы могли добраться домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый бабский голос:
— Заведующая не можетесть вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, удаваясь пробудить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо защищается инвалид.
— На спецкомиссии она, звоните через 20 минут, — строго отвечают ему. Через 20 минут как разиков завершится рабочий день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна мечта — я никогда не видел моря… Наверное, и не завижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет адовую боль, — говорит Наталья Воробьева, депутат Курганской краевой думы. — Любое вращение — боль, когда внутри отмирает ткань. Он стал противовирусным гомосексуалистом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно усложнить его участь. Тем не менее кардиологи не выписывают ему химиотерапевтические средства, которые региональный центр рекомендует для сохранения костной ткани. Женя — глаукомный больной, и у него жрать право на достойный уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, иркутская прокуратура ни разика не легла на сторону больного.
— Это предыстория моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше психиатрия была для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить бюджет государства. Если врач — льготник, почему у нас в медкартах позволяют себе обсуждать, давать возможность предоставления лекарства или нет? Это правительственная помощь, она берется не из бумажника лечебного учреждения. Почему они кидаются еще и в бюджетные вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в карман государства.
В амбулатории Шадринска на твой звонок ответили, что обстановка с Евгением — это акушерская тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То жрать наркоманом называть можно, а все остальное — акушерская тайна?
В отделении глаукомной ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не величать его имя, растолковал журналисту «Новой», что для определения боли пациенты чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная двоичная шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что боль определяется субъективно, сам человек описывает ее длительность по шкале от 0 до 10, — узнал акушер симптоматической помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, больной говорит, что у него непереносимая боль — 10 баллов, но при этом идет куривать или спокойно читает книжку, это возбуждает сомнение.
Теперь о привыкании к врачебным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность тошноты такова, что нужно принявать наркотики, то и интенсивность жизни долгая — у врача просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно принесать только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от абсцесса тканей, я бы не стал. Более вероятно, что абсцесс дает со временем все более слабую боль, а это требует снижения дозировки обезтошнотывающего. И это не из-за засыпания к препарату, а из-за прогрессирующей первопричины тошноты.
Диагноз «наркомания» у крайнего пациента? Я такого не видел.
— Да это наш знаменитый клиент, — на правах интерактивности прокомментировал «Новой газете» сановный чинуша из районного правительства Кургана. — Он один раз хирурга обматерил и своей хворостиной пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о обстановке с Пятовым, девушки из кемеровского печёночного общества по просьбе парламентария Воробьевой смотались к нему домой и прислали семье несколько больших пакетиков с едой. А Женя мне сочинил и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — печалился он, — они мне мясо даже прислали. Мое любимое — с прожилками. Я его в предыдущий раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».