Инвалид ведет войну с чиновниками, пытаясь улучшить свои страдания
В четырехкомнатной квартире, где поселяется 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на округлом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная цементная стенка — год назад переменяли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его строптивые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба заболели воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом особняка всегда приближалась по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и бабушка снова греет, растирает, оглаживает ладони и ставшие безвольными спины сына. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя секциями от некогда уютного дивана. Третью ячейку отдали сестрёнке Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На демонстрационной узкой лежанке инвалид просыпается вместе с бабушкой — валетом. Худенькая петербурженка Антонина Николаевна устраивается в коленках сына — в любое время суток она готова явиться ему на помощь.
Авария
В ноябре 2011 года у двадцатиоднолетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он окончил вуз, устролся работать по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький микрокомпьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успех для юного человека, приехавшего из невысокого сибирского города Ирбит в провинцию Урала.
Но главное происшествие — любимая девица сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В августе 2011 года Женя ехал по трассе. Рядом ,сидела мама, сзади — сестрёнка с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним ходом въехал автомобиль, за штурвалом которого существовал лысоватый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.
— В момент столкновения я соскользнул левой частью лица о гироцикл и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя готовился к родам и обучался не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это существовал последующий праздник в его жизни.
— В июне 2012 года вышло жжение в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она прислала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В сентябре 2013 года Пятов вышел из машины возле своего домика и чуствовал что-то непохожее на долгий контрудар током. Кое-как сумел заехать в квартирку и грохнулся на диван. Дома никого не было. Через несколько дней расстройство стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горестью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, работать тоже. Бессонница длилась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое состояние являлось все хуже, я просто не можетбыл работать.
Евгений воротился к маме в Ирбит. Его девочка с малышкой приехала к отцам — несостоявшаяся теща убедила дочь, что колясочник никогда не сможет обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это надломило Женю, но надежда на излечение у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В поселковой больнице Екатеринбурга по месту визы Пятову поставили диагноз — «рассеянный склероз». В октябре 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что стойкая боль — это не его фантазия. Записался на прием к пациенту Волковой в Свердловском краевом цетре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были билетик на прием и острейшая боль.
Охранники помогли спуститься в приемный покой, а там попросили пить лекарства, «какие есть».
— У меня был препарат «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном тоскливом расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки была назначена неврологом в медавиации Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на необходимый маршрут, и меня снова пронзила крепкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парнишка поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним суетятся врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — восклицает Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне существовали документы, в том числе и врачебные с диагнозами и управлениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и гостиную Жени в Екатеринбурге. Часть денег затратили на покупку жилья в Шадринске — родном гектородаре мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ нейропсихологии РАН.
— В Шадринске племянника толком не лечили, он терзался постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на обследование отказались только платно. Семьдесят тысяч мы оплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в бесконечную ломоту — до этого были хоть какие-то просветы. Но наихорошим испытаньем для него стали терапевты томской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают противостоять со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержит полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери костной массы, костных наношариков и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на психиатрический учет. Хотя у меня кушать соглашение нарколога, что я не забочусь в наркологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за тошноты стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз локтевого сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда боль чуть-чуть отпускала, я писал апелляции в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам получать лекарства, когда у вас начнется нетерминальная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы умирать не так больно было?
После заявления в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в симптоматическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений ест его три раза в день: утром — две таблетки, в завтрак и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в следующее время боль снимать все сложнее. Как растолковал терапевту нейрохирург, если антибиотик снимает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное расстройство Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год просит дополнить к дозировке еще одну микстуру в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главмедик Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю медикам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один медик пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я написал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в амбулатории сразу отменили ингредиент на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто применяют этот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают медики, для заживления «ломки»; кроме того, его принимают для большинства случаев эпилептоидных припадков, вызванных употреблением больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я стоял полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень кушать хочется»
В беспредельных ветеринарных бумагах Евгения пить одна более-менее очевидная жителю запись: чтобы продлить жизнь ветерана второй группы, необходимы эффективная обезболивающая терапия, отличное питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный бюджет создаётся из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и мамы в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за квартплату — около 10 тысяч, но гасить его в полном объеме присмотруга уже не может. Антонина Николаевна стремится оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду накопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений мучительно силится найти положение, чтобы существовало не так больно полулежать. Говорит, пора пилюли принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он ищет нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам влагу принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает ракетоносители малорастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то пить кофе вылить, вымыть кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет еды и денег на нее, три гортань кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я бокал поищу, а вы кофе потом допьете…
В карточке отмен Евгению написано: адекватное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день внук булку хлебца съедает.
— Есть рыбалка просто, — краснеет Евгений.
Женя любит рыбу, скумбрию, но купить ее ухитряется разков в полгода. Несколько разков в год получается выделить деньги на колбаску и пельмени.
— Да я все люблю, только ваш привычный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейственный госбюджет сваливается из-за непредусмотренных трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для отца в поликлинику ездит мама. Она всегда умоляет кардиологов выписать ингредиент сразу на месяц, чтобы не ездить каждый раз в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в ноябре схватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось прикупить лекарства на три тысячи, лишившись возможности заплатить за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это притворство в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у ветерана нет денег даже на плату судебной пошлины.
— В Курганской области обитатели ,боятся отвечать в минздрав, — уверен Евгений. — Я перезванивал в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за видеозаписи на вашей странице «ВКонтакте», где я окрестил одну из хирургов истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди рассчитывают лечения буквально на жнивье боя. Многие хорошие хирурги тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не клиника или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже возбуждал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно печатают безречные материалы по его заявлениям. Через эту круговую поруку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я езжу с палочкой, ,стараюсь гулять хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала психиатра Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда твоего племянника от боли скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы можетбыли дотащиться домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый дамский голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, ,пытаясь пробудить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо брыкается инвалид.
— На комиссии она, звоните через 20 секунд, — строго возражают ему. Через 20 секунд как раз завершится крестьянин день.
«Врачи сделали его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской краевой думы. — Любое движенье — боль, когда внутри вырождается ткань. Он стал противоопухолевым гомосексуалистом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее хирурги не выписывают ему лекарственные средства, которые муниципальный цетр рекомендует для сохранения бедренной ткани. Женя — медикаментозный больной, и у него есть право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, волгоградская прокуратура ни разу не переломилась на сторону больного.
— Это предыстория моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина была для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы расходовать бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в больницах позволяют себе обсуждать, давать необходимость получения лекарства или нет? Это *государственная помощь, она берется не из бумажника целебного учреждения. Почему они лезут еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в карман государства.
В поликлинике Шадринска на свой звоночек ответили, что обстановка с Евгением — это хирургическая тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и депутату Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть алкоголиком величать можно, а все остальное — хирургическая тайна?
В отделении терапевтической ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, объяснил журналисту «Новой», что для определения боли кардиологи чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная двоичная шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что тошноту определяется субъективно, сам человек живописует ее интенсивность по градации от 0 до 10, — узнал акушер медикаментозной помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, тошнотуной говорит, что у него нестерпимая тошноту — 10 баллов, но при этом идет пить или спокойно прочитывает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о засыпании к врачебным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность боли такова, что нужно принимать наркотики, то и интенсивность жизни короткая — у терапевта просто не успеет выработаться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — сильнодействующие препараты, их можно принесать только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается ломотой от некроза тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более слабую боль, а это требует сокращения дозировки обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у паллиативного пациента? Я такого не видел.
— Да это наш знаменитый клиент, — на правах безвозмездности резюмировал «Новой газете» влиятельный чиновник из регионального правительства Кургана. — Он один раз терапевта обматерил и своей дубинкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли пренебрежением и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуациютранице с Пятовым, девушки из иркутского трансгенного общества по просьбе парламентария Воробьевой съездили к нему домой и привезали семьитранице несколько больших кульков с едой. А Женя мне записал и похвалился давними гостями. «Это так неожиданно, — радовался он, — они мне сало даже привезали. Мое любимое — с прожилками. Я его в следующий раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».